Уриэль Дакоста.
О смертности души.

    В начале 1927 года создаётся практически новый редакционный совет издательства "Academia". Возглавляет его А.М. Горький - личность несравненно более весомая в литературных кругах государства новой формации. А уж о советской элите и говорить нечего. Автор нескольких романов, которые В.И. Ленин читал не только "с карандашом в руке", но и с удовольствием, стоил целого батальона, состоящего из "рядовых" буржуазных "писак". Чиновникам, призванным наблюдать за литературным процессом в СССР и его "окрестностях", значительно проще было действовать через "великого пролетарского писателя", чем давить по одному (как клопов) многочисленных "отщипенцев", вчитываясь в их "писанину", которая частенько была весьма "заумной", как, например, у Андрея Белого с его "Символизмом", "Мастерством Гоголя" и т.п.

    То, что художественный вкус Алексея Максимовича был своеобычным не подлежит сомнению; но, при этом, следует учитывать, что Горький за какие-то 15-20 лет сумел прочитать такое количество книг, что назовите эту цифру современному прилежному "однокласнику" и он сначала попросит у вас закурить, а потом, возможно, и в окно выпрыгнет. Приведём небольшие цитаты из воспоминаний Нины Николаевны Берберовой "Курсив мой", прямо касающиеся вопроса о литературных предпочтениях автора "Жизни Клима Самгина":

    "В первый вечер у Горького я поняла, что этот человек принадлежит к другой части интеллигенции, чем те люди, которых я знала до сих пор.

    ...Любит ли он Гоголя? М-м-м, да, конечно... но он любит и Елпатьевского - обоих он считает "реалистами", и потому их вполне можно сравнивать и даже одного предпочесть другому. Любит ли он Достоевского? Нет, он ненавидит Достоевского. Так он сказал мне тогда, в первый вечер знакомства, и много раз потом это повторял.

    ...- Читали Огурцова? - спросил он меня тогда же. Нет, я не читала Огурцова. Глаза его увлажнились: в то время на Огурцова он возлагал надежды. Таинственного Огурцова я так никогда и не прочла.

    ...Для него всегда был важен факт, случай из действительной жизни. К человеческому воображению он относился враждебно, сказок не понимал.

    В этой же серии в новом переводе под редакцей А.А. Франковского было издано "Путешествие в некоторые отдалённые страны света Лемюэля Гулливера, сначала хирурга, а потом капитана нескольких кораблей" Дж. Свифта с классическими иллюстрациями французского графика Жана Гранвиля, в художественном оформлении В.П. Белкина и А.А. Ушина (в 1928 - 1936 гг. вышли 4 издания этой книги). Для [трёх] поколений отечественных читателей, как справедливо отмечает М.В. Рац, "академический томик "Гулливера" стал неотделим от самого романа Свифта, и любые другие его издания воспринимаются как одежда с чужого плеча".

    В 1927 году появились первые книги ещё двух новых серий. Руководство издательства, очевидно, справедливо полагая, что отечественный читатель пресытился мемуарами российских реврлюционеров, выпускавшимися в 20-е годы в больших объёмах и большими тиражами, приступило к реализации двух издательских проектов - "Памятники литературного быта" и "Театральные мемуары. Судьбы театра и театральный быт в освещении деятелей сцены". Они к тому же логично вписывались в тематику научной работы Государственного института истории искусств" ¹).

    Сотрудничество с "Academia" многих видных ученых, литераторов, художников того времени, а также лиц, имевших все мыслимые и немыслимые дарования одновременно, да еще и умение сочетать их с активной общественной деятельностью, отмечает в своей книге «Издательские марки Петрограда-Ленинграда» и Л.М. Соскин, он пишет: "Редакторами серий были такие выдающиеся ученые, литераторы, искусствоведы, как В. Бонч-Бруевич, В. Волгин, А. Дживелегов, А. Луначарский, И. Луппол, В. Невский, М. Розанов, А. Эфрос. Иллюстрировали и оформляли книги издательства крупнейшие ленинградские художники-графики (кстати, выполнившие немало издательских марок): Н. Акимов, В. Белкин, Е. Белуха, М. Кирнарский, В. Канашевич, А. Лео, Г. Любарский, Д. Митрохин, C. Пожарский, Л. Хижинский, П. Шиллинговский и многие другие. Позднее к ним присоединились и графики московской школы».

    Энтузиазм безусловно был велик, ведь работа в «Academia» давала возможность, не отчитываясь на каждом шагу за "отсутствие идейной направленности", "буржуазные предрассудки" и "нездоровое увлечение формализмом" проявить себя в воссоздании того или иного "культурного слоя", сославшись в крайнем случае на решение cостоявших в редакции очень известных людей, компетентность которых обсуждать считалось неприличным. Однако были, если можно так выразиться, и "нестыковки", для большой группы творческих работников очевидно неизбежные. Отражение этих коллизий мы находим в воспоминаниях известного художника В.А. Милашевского "Моя работа в издательстве "Academia", он пишет следующее: "Строго издательского стиля в смысле вкуса, в издательстве "Аcademia" не было. Начисто не было! Этот предполагаемый стиль не только не был создан, но не мог быть создан и в дальнейшем по каким-то сложившимся бытовым, житейским отношениям. И прежде всего, что незримо чувствовалось в издательстве, это некие два класса или две касты. Каста комментаторов или "предисловщиков" — высшая каста, и низшая каста "услужающих" (якобы малограмотных) художников. Если художник в издательстве на некоем низшем месте и должен раболепно повиноваться представителям высшей касты, то ни о каком издательском стиле разговора быть не может. Русское "Возрождение книги" кануна первой империалистической войны предполагало высокое положение художника в издательстве. Ни Бенуа, ни Бакст, ни Сомов, ни Добужинский, ни Чехонин не допустили бы считать себя неким "вторым" или "третьим" сортом. Для них профессора и доценты Университета были просто людьми с захолустными вкусами. Уважение же к "научным силам" в издательстве "Academia" было таковым, что при полном невежестве в вопросах искусства директора издательства Каменева (Л.Б. Каменев был директором издательства "Academia" с 1932 по 1935 гг.), художник по своим "правам" в издательстве был отодвинут на место "услужающего" или даже "поденщика". Естественно, что любое мнение литературного редактора книги или автора предисловия было непререкаемым и раболепно выполнялось... При таком положении тяга была к привычному, к общепреемлемому, и к некоей "иммитации" того, что было когда-то! Скверный дерматин пытался изобразить из себя дорогую кожу!

    ...Была и иная причина того, что издательство "Academia" не сумело обрести свое "лицо". Оно было, как бы, наследником ленинградского издательства "Academia". А книги этого издательства у новой публики НЭП’а имели потрясающий успех. В особенности такие издания, как "Тысяча и одна ночь" c рисунками начисто "иммитационными" Н. Ушина! Этот душок "подделки" под настоящую культуру был свойственен первым годам НЭП’а. Московское издательство (его руководящие деятели) не хотели потерять этот успех у вновь зарождающихся книголюбов, а иногда людей, у которых чувство собственности могло выражаться в покупке книг. Дух некоей безвкусицы ленинградских изданий был дорог и для Москвы! Читатель захлебывался от восторга, покупая книги "Academia". Однако нового этапа в области "культуры книги" не выходило..."

    Оставим пока "на совести" В.А. Милашевского категоричность его заявления о "подделке под настоящую культуру" и попробуем внимательнее присмотреться к читателю (хотя бы Москвы, Петрограда-Ленинграда и других крупных городов) того времени — главному, если можно так выразиться, потребителю продукции "Academia". В этом нам поможет статья Натальи Васильевны Корниенко (члена-корреспондента РАН) "Массовый читатель 20-30-х годов" ²). Вот цитата из этой статьи: "После 1917 года маховик секуляризации русской культурой был запущен уже на полную государственную мощность. Основными элементами перехода от "старого" нравственно-религиозного жизнеустроения к материалистическому мировоззрению становилось "научное знание" и "новая книга". Именно на книгу (а шире — на литературу) возлагалась главная идеологическая функция".

    Нам кажется целесообразным уточнить здесь понятие "старое нравственно-религиозное жизнеустроение". Члену-корреспонденту РАН конечно виднее, но позволим себе заметить, что некоторые читатели книг юной Советской державы, при "старом жизнеустроении" послужив, например, в армии, успели заметить на воротах старорежимных городских парков объявления "Солдаты и собаки не допускаются". Очевидно воодушевленные таким уважением к их личности, будущие советские читатели, на общем молебне, прикрепляли к себе саперную лопату так, чтобы, при поклоне, она хлопнула по голове стоящего впереди однополчанина. Многие читатели, перед революцией состояли в "чертовой уйме", совсем небезопасных для их нравственности религиозных сект, оккультных лож, экстремисских националистических организаций и, наконец, жудковатый вопрос водителя "Антилопы гну" Козлевича: "Голыми при луне танцевать не будете?" тоже, как нам представляется, был брошен в адрес советского читателя с дореволюционным стажем танцоров, которым, когда они пляшут в брюках, что-то мешает. Но это так, по ходу дискуссии.

    Далее автор названной статьи пишет следующее:

    "11 января 1918 года газета "Правда" печатает стихотворение И. Логинова "В библиотеке", излагающее культовое значение книги как орудия просвещения сознания широких народных масс:

            "Мой храм — библиотека,
            Шкафы — иконостас,
            А разум человека-
            Нерукотворный Спас.
            Не золото киота
            Для разума наряд,
            Но цифры переплета,
            Что буквами горят..."

    Для читателя, пережившего в империалистическую войну газовую атаку, да еще знакомого с трудами Папюса и Йога Рамачараки, цифры действительно могут загореться буквами. Нет в этом ничего удивительного, и не будем упрекать автора приведенного выше стихотворения. Да госпожа Корниенко и не упрекает, а только утверждает, что: "Установка на формирование не просто читателя, а читателя политически ориентированного входила в идеологию всех лидеров РКП(б), так или иначе выступавших в 20-е годы по вопросам литературы. Через "формовку советского читателя" был запущен механизм "формовки советского человека".

    В данном тексте замена слова "формирование" на термин "формовка" особенно впечатляет. Наталья Васильевна смело внедряет заводские термины в ткань гуманитарного исследования!

    Любопытные комментарии "от жизни" и "от русской литературы" к программе воспитания читателя в первые постреволюционные годы содержатся в дневнике Пришвина. Так, рассказывая о встрече с Лебедевым-Полянским по поводу подписания договора в издательстве Френкеля на книгу сказок "Колобок", Пришвин записывает, что "сомнительным местом" известный партийный критик назвал слова: "С Божьей помощью". "Я прямо так и сказал Лебедеву-Полянскому, что книга моя — путешествие на север, совершенно невинная, но в одном месте сказано: "С Божьей милостью". Лебедев ответил: "Ничего, мы вычеркиваем о Боге, только если он бывает предметом агитации". В рукописи он обратил внимание на фразу: "Старуха похристосовалась с коровой", поморщился и сказал: "Суеверие".

    ...Компании чисток библиотек наталкивались на серьезное сопротивление (в "некоторых губерниях потребовалось вмешательство ГПУ, чтобы работа по изъятию началась", отмечалось в инструкции 1924 года) и изобиловали курьезами. Так, в "Инструкции по пересмотру книг в библиотеках" 1926 года как на пример формального отношения к делу указывалось, что среди изъятых книг встречаются не только сочинения Белинского, Герцена, Добролюбова, Пушкина, Гоголя и Толстого, но и сочинения Маркса, Энгельса и Ленина.

    ...Изменению подлежали также каталоги библиотек и аннотации к книгам. В инструкции 1926 года рекомендовалась следующая структура системного каталога из двух частей: "Каталог книг, широко рекомендуемых" и "Каталог книг, редко требуемых и не подходящих для широкого распространения", более того — "широкое распространение которых желательно пресечь". Причем второй каталог советовалось не выставлять, а давать лишь по спросу читателей-специалистов.

    "Эхо" такой "деловитости" в библиотечной работе и работе книжных магазинов доносилось до советских людей и в 1970-х - 1980-х годах.

    А если у вас достаточно тонкий слух, то и теперь можно услышать как "канареечка" - цензор "жалобно поёт": "Литература, порочащая нашу действительность и искажающая исторические факты, пахнет экстремизмом, дружит с империализмом и антисемитизмом, наводит туманы и заглядывает в наши карманы, чтобы нам без оглядки не пихать туда взятки. Только прокуратура вправе знать, что я дура и училась в Саранске, а пишу по-цыгански..."

    ...Итак, мы видим картинку достаточно циничную: массовому читателю, именем и во имя которого так много вершилось в эти годы, предлагалось давать лишь нечто пропагандистски-нужное и понятное. Этот подлог и подмену именно в каталогах библиотек, пожалуй, наиболее беспощадному разоблачению подверг В. Маяковский в статье 1926 года "Подождем обвинять поэтов". Приведя список имен поэтов из каталога передвижной библиотеки ростовского губполитпросвета, где основные номера принадлежат отдельным книгам и "собранию сочинений Д. Бедного", Маяковский забывает как о соцзаказе, так и о жизнестроительных идеях, которые в наркомпросовском исполнении мало чем отличались от лефовских, и переводит современную библиотечно-книжную ситуацию в тему глобальную — об утрате читателя как традиционного (!) собеседника поэта: "Интересно, если рабочему и крестьянину после этих книг попадется даже Пушкин, Лермонтов, не говоря уже об Асееве, Пастернаке, Каменском, будут ли они считать эти книги тоже за поэзию, или у них создастся на это дело свой взгляд, исключающий всякую возможность остаться вдвоем с "никчемными", "туманными" и "непонятными" вещами?! Классиков ведь спрашивают хуже всего".

    

Литература:          Шмит Ф.И. "Государственный институт истории искусств".     В сборнике "Печать и революция".     1927, книга 8, с. 70-75.          Иокар Л.Н. "Горький в издательстве "Academia".     В сборнике "Горьковские чтения".     Москва, 1968, выпуск 10, с. 289-306.          Острой О.С. "Издательство "Academia".     В сборнике "Книга: исследования и материалы", сборник 18.     Москва, 1969, с. 155-174.          Острой О.С. "Основные принципы издания произведений художественной литературы в издательстве "Academia".     В журнале "Издательское дело" ("Книговедение").     1970, № 5, с. 8-10.          Мартынов И.Ф. Кукушкина Е.Д. "Александр Александрович Короленко".     В сборнике "Книга: Исследования и материалы" № 28.     Москва, 1974, с. 178-190.          Рац М.В. "Academia" мастерства (страницы истории издательства 1921 - 1937)".     В сборнике "В мире книг" № 3.     Москва, 1977, с. 21-23.          Рац М.В. "Издательство "Academia": Заметки библиофила".     В каталоге: "Academia", 1922 - 1937. Выставка изданий и книжной графики".     Москва, 1980, с. 5-18.          Рац М.В. "60 лет со дня основания издательства "Academia".     "Памятные книжные даты - "Academia". В КЭС.     Москва, 1981, с. 263-269, 1982 с. 15.          Кузнецов Э.Д. "Художественный облик изданий "Academia".     В каталоге: "Academia", 1922 - 1937. Выставка изданий и книжной графики".     Москва, 1980, с. 19-22.          Трошкова М.В. "Издательство "Academia" в 1921 -1926 гг. По новым материалам".     В издании: "Книжное дело Петербурга - Петрограда - Ленинграда: Русская демократическая книга".     Ленинград, 1983, с. 123 - 134.          Зубкова Н.А. "Мемуарный и документальный материал в фонде М.А. Сергеева как источник для изучения издательского дела в СССР".     "Исследования памятников письменной культуры в собраниях и архивах отдела рукописей и редких книг".     Ленинград, 1987, с. 84-93.          Менелис Л.К. "Московский период издательства "Academia" по материалам ИМЛИ СССР. (Архив А.М. Горького)".     "Книга и культура: Шестая Всесоюзная конференция по проблемам книговедения, 18 - 29 апреля 1988 года. Секция истории советской книги. (Тезисы доклада).     Москва, 1988, с. 29-30.          Менелис Л.К. "Издательство "Academia" и его продукция".     Автореферат диссертации на соискание степени кандидата исторических наук (МПИ).     Москва, 1989, 25 с.          Менелис Л.К. "Издательство "Academia" и Государственный институт истории искусств: Момент сотрудничества".     "Книга, молодёжь, перестройка: Вторая Всесоюзная научно-практическая конференция молодых учёных и специалистов отрасли. Секция книговедения и социологии печати: Тезисы доклада".     Москва, 1990, с. 19-20.          Толстяков А.П. "100 лет со дня рождения А.А. Короленко".     "Памятные книжные даты" за 1989 год.     Москва, 1989, с. 229-234.          Демидова Е.Л. "Academia": традиции и принципы издания книг".     "Современные проблемы книговедения, книжной торговли и пропаганды книги". Выпуск 8.     1991, с. 121-145.          Дневник К.И. Чуковского - 1991.     "Academia". Санкт-Петербург - Петроград - Ленинград".     1992, с. 47.          Долинина А.А. "Наследница "Всемирной литературы". "Невольник долга".     Спб., 1994, с. 255-260.          Никитин Е.Н. "И.Ф. Масанов и "Academia".     "Библиограф", 1994, № 5.     с. 109-114.          Чистотинова С.Л. "Фёдор Иванович Шмит".     Москва, издательство "Дело",     1994, с. 208.           1) В.В. Крылов. Е.В. Кичатова. "Издательство "Academia". Люди и книги". М., "Academia", 2004, с. 42-43. 2)Корниенко Н.В. Массовый читатель 20-30-х годов. Журнал «Москва». 1999, № 6 (июнь). 3)Сноска 4) Замошкин Н. Пролетчитатели и пролетписатели. Печать и революция. 1925. № 5-6. c. 58.   Обратная связь           Сайт управляется системой uCoz